Первый шаг навстречу
читать дальше
Это рекорд! Обычно мне удавалось продержаться и не загреметь сюда до Хэллоуина.
Гарри узнал белые стены, звенящую тишину и особый стерильный запах больничного крыла. Ему уже не раз случалось просыпаться в отгороженной ширмой постели с крахмальными простынями. После двух ночей, проведенных на полу сырого подвала, мягкий матрас казался восхитительной роскошью. Гарри нежился в уютном тепле, постепенно уплывая в дремоту. По ту сторону сна его ждали одни неприятности, и встречаться с ними пока не хотелось. Когда кто-нибудь заглядывал за ширму, чтобы поговорить, он успешно притворялся спящим.
Вот снова раздались шаги. На всякий случай он опять сделал вид, что спит. Шаги стихли совсем рядом. Теперь послышались приглушенные голоса. Слов не разобрать, только бессвязные обрывки.
– …Опять та же рука. …Нет, на этот раз гораздо хуже… Множественные переломы… Срочно требует… Потерял слишком много…
Срочно требует? Может, они говорят о Снейпе? Конечно, он тот еще пациент. Наверное, уже замучил мадам Помфри: за целебные настойки ставит оценки по десятибалльной системе и критикует ее обезболивающие зелья.
Гарри сел и навострил уши, подслушивая без зазрения совести. Голоса оказались знакомыми: глубокий, успокаивающий – Дамблдор; почти отчаявшийся – мадам Помфри.
– Минерва трансфигурировала немного, но переливать ее нельзя – не удалось добиться полного совпадения. На это уйдет еще часа два, не меньше. Но он не может ждать.
Они говорили о крови. Значит, дело не просто в том, что Снейп ведет себя несносно.
Собеседники куда-то направились. Подчиняясь внезапному порыву, Гарри высунул голову из-за ширмы и крикнул:
– Если нужна кровь, можете взять мою!
Мадам Помфри вздрогнула.
– Не болтай ерунды, Гарри, – резко оборвала она. – У волшебников очень разная кровь. Вероятность, что ваша группа совпадет ничтожна.
– Вас ждет сюрприз, – хмуро ответил Гарри.
Дамблдор посерьезнел, размышляя.
– Поппи, делай, как он сказал, – посоветовал он наконец.
XXX
После обеда Дамблдор пришел снова. Осторожно сел рядом с ним на кровать. Гарри не осмеливался заговорить, поэтому зарылся лицом в подушку и повернулся к нему спиной.
– Я знаю, что ты не спишь и слышишь меня, Гарри, – начал Дамблдор. Затем надолго замолчал.
Он так и просидит здесь до вечера, не говоря ни слова?
– Скверно, Гарри, очень скверно – все-таки заговорил Дамблдор. – Ты заставил переживать и мучиться всех нас, не говоря уже о профессоре Снейпе. Твой утренний поступок был, разумеется, великодушен, что очень похвально, однако одно доброе дело не оправдывает твоего крайне прискорбного поведения. Если не хочешь говорить – воля твоя. Но, боюсь, меня тебе придется выслушать. Это очень важно. Во-первых, должен сказать, что мы нашли письмо Джеймса Поттера. Прости, что заглянули в твои вещи. Я был вынужден... э-э-э… снять защитное заклинание, но мы посчитали, что в данных обстоятельствах это оправданно. Письмо читал я один, хотя, предполагаю, о нем известно кое-кому из твоих друзей.
Гарри повернулся и посмотрел на Дамблдора. Тот был мрачен. Переживания прибавили ему морщин на лбу.
– Что они рассказали? – спросил Гарри. Ему не хотелось, чтобы у Гермионы и Драко появились новые неприятности.
– К сожалению, не много, – вздохнул директор. – Солидарность подростков почти невозможно преодолеть. Это чудесно, но иногда мешает. Они сообщили, что в последнее время ты вел себя странно, плохо спал, тебя беспокоил шрам. Что, кстати, подтвердил и профессор Люпин. А также – что ты в какой-то степени пытался наладить отношения с профессором Снейпом… Они действовали из лучших побуждений, но, боюсь, были не слишком откровенны, поэтому мало чем помогли.
Гарри вздохнул с облегчением. Гермиона и Драко не подвели! Никто не узнал, кроме Дамблдора.
– Письмо пришлось уничтожить, – продолжил Дамблдор. – За это я также прошу у тебя прощения. Я понимаю, что для тебя оно представляло большую ценность.
Гарри собрался возразить, но директор остановил его, предостерегающе подняв длинный искривленный палец.
– Джеймс был очень способным учеником… – задумчиво проговорил он.
Гарри пришел в замешательство. Разве сейчас время для воспоминаний? Может, Волдеморт правильно называл Дамблдора выжившим из ума стариком?!
– Незаурядным, изобретательным, но несколько своевольным, – печально вспоминал Дамблдор. – Он мог бы добиться блестящих успехов, если бы не попадал в переделки чаще, чем следовало, из-за этого своего недостатка. Был всеобщим любимцем. Постоянно в центре внимания, особенно со стороны... м-м-м... дам. Возможно, в этом и крылась проблема. Довольно эгоистичен, насколько я могу судить, и вместе с тем ревнив. Опасное сочетание. И – как бы это лучше сказать – не умел прощать.
Как это понимать? Что такого натворил Джеймс? У Гарри возникло нехорошее предчувствие. Скорее бы директор перешел прямо к делу.
– Письмо Джеймса, адресованное тебе, хороший пример того, как можно впустую растратить свои таланты. Начать с того, что он прибег к древнему обряду. Обет Натха часто использовали в давние времена, правда, не в Британии, но сейчас этот обычай вне закона. Впрочем, как и пятнадцать лет назад. Очень жаль, Гарри, что ты не пришел посоветоваться со мной.
Джеймс писал, что Гарри может обратиться к Дамблдору, и тот разъяснит ему незнакомые термины. Почему он так предлагал, раз подбивал его нарушить закон? Ерунда какая-то. Откуда ему было знать, что Гарри не отправится с письмом прямо к директору?
– Кроме того, мой мальчик, он использовал твои любовь и доверие, а этому нет оправдания. Вынудил тебя стать мстителем, чтобы продлить глупую вражду с Северусом.
– В голосе Дамблдора звучал гнев, он непроизвольно сжал кулаки так, что те побелели.
– Нет, – запротестовал Гарри, – никто меня не заставлял. Просто я получил письмо. Все, остальное я сделал по своей воле.
Дамблдор смотрел на него с жалостью.
– На письмо было наложено проклятие Необходимости. Очень редкое, ты о таком и не слышал. Даже я знал о нем только по книгам – весьма затейливое. Это что-то вроде империуса, действующего через материальный объект.
Гарри ушам своим не верил. Джеймс наложил на него Непростительное?
– Я подозреваю, мой мальчик, что ты не раз перечитывал письмо, – может быть, даже носил его с собой?
Гарри в ужасе кивнул. Вряд ли бы он чувствовал себя хуже, даже если бы глотнул яда кобры.
– Каждый раз, когда ты прикасался к нему, проклятие проникало внутрь. Оно действует не так грубо, как Империус. Скорее подавляет здравый смысл, чтобы ты легче поддался внушению, будит самые темные инстинкты. Вот почему так важно было избавиться от письма.
Гарри снова кивнул, слишком потрясенный, чтобы говорить.
Дамблдор был полон сочувствия.
– Можешь утешиться тем, мой мальчик, что не вполне отвечал за свои поступки. А теперь мне пора идти. У нас еще будет время поговорить. Сейчас тебе нужно отдохнуть и, наверное, подумать. – Дамблдор поднялся, поправив мантию.
– Профессор! – Один вопрос требовал немедленного ответа. – Когда именно вы уничтожили письмо?
Дамблдор задумался, припоминая.
– В ночь с пятницы на субботу. Было уже поздно или, скорее, очень рано. Почему ты спрашиваешь? Разве это имеет значение?
– Нет, на самом деле нет, – соврал Гарри.
XXX
Когда в больничном крыле приглушили свет и все стихло, Гарри выскользнул из кровати. В палате была занята еще только одна койка, он подкрался к ней и нырнул за ширму.
Снейп был без сознания.
Гарри едва узнал его: не просто бледный – серый, живые не бывают такого цвета. Черная занавесь волос отброшена назад, влажные пряди разметались по подушке, открыв орлиные черты. Правую щеку рассекает свежий шрам – яркий рубец тянется от виска до самого подбородка. Левая рука перебинтована. На груди – маленькая курильница, испускает целебный пар с острым запахом. Дышит слишком часто и неровно, с судорожными всхлипами. Все тело – по крайней мере, та его часть, что на виду – багрово-синее, столько на нем синяков и ссадин.
Снейп выглядел непривычно уязвимым, меньше и старше, чем обычно. Ничего общего с энергичным властным профессором зельеварения.
Мерлин, что же я наделал! – подумал Гарри, усаживаясь на стул в ногах кровати.
XXX
Там, спустя час, его и застала мадам Помфри, когда пришла проверить пациента. При виде Гарри она прямо подпрыгнула, вспыхнув тревожным румянцем.
– Мистер Поттер! Что вы здесь делаете. Уходите! Немедленно возвращайтесь в свою кровать. Вы уже и так причинили немало вреда. Не беспокойте профессора. Он серьезно болен.
Даже шепотом она ухитрилась выразить осуждение. Мадам Помфри не простила его.
Конечно, ей ведь не рассказали о письме.
Наверное, считает меня опасным психопатом, – догадался Гарри.
Стоило ей уйти, как он опять тайком пробрался к кровати Снейпа, чтобы продолжить одинокое дежурство. Сидел в темноте и смотрел. Непонятно зачем, но чувствовал, что так надо. Может, его бдение – вроде как епитимья – хоть немного облегчит невыносимый груз вины. Вдруг Снейпу станет легче от того, что он не один?
Может ли заклятие Необходимости служить оправданием? Он действовал по принуждению. Но ведь Дамблдор сказал – это не совсем Империус, потому что подчиняет не полностью. Гарри совершил все по собственной воле. Где-то в глубине души ему на самом деле хотелось причинить вред. Ему же нравилось. Какое-то время он по-настоящему наслаждался чужой болью. Неужели Сортировочная шляпа была права? Может, слизеринские черты взяли в нем верх? Или таково коварное влияние темной магии? Чтобы Круциатус получился, надо этого хотеть, а он очень хотел, прямо-таки всем сердцем.
Больше всего Гарри сбивала с толку реакция Снейпа. Человек, который назначал отработки за кляксы или неправильно нарезанные бубонтюберы, одного недовольного слова которого было достаточно, чтобы привести класс в трепет, даже не пытался его упрекнуть. Когда их заперли вместе в погребе, Гарри ждал, что его буквально распнут словами.
Что если он ищет то, чего нет? Скорее всего, Снейп после издевательств Волдеморта слишком ослаб и не мог нападать. Но все же тут крылось нечто большее. Снейп вел себя так, словно видел – Гарри необходимо отомстить, но все равно не осуждал его до конца. Знать в глубине души, что они похожи, что Снейп его понимает? Этого он хочет или нет? В представлении Гарри слово «понимает» вообще плохо вязалось с нелюдимым профессором. Однако Снейп удивительно точно объяснил, что руководило его поступками и Волдемортом.
А как безропотно он принял пытки! Счел заслуженным наказанием? За что? За преступления, которые совершал на службе Волдеморту? За убийства? Он же признался, что пытал и унижал других. Разве нет? Когда же Снейп разочаровался в порядках Темного Лорда? Что заставило его изменить свои склонности, был ли это один какой-то случай? Склоности? Неужели это связано с родителями Гарри – Лили и Джеймсом? Почему Снейп сказал, что их брак оказался неудачным?
Надо было его спросить тогда. Сейчас Гарри было мерзко вспоминать, как он, осмелев от того, что Снейп находится при смерти, его допрашивал. В других обстоятельствах он бы ни за что не рискнул задавать такие вопросы. Появятся ли у них когда-нибудь эти другие обстоятельства? Разве нельзя притвориться, что последних двух дней просто не было? В школе почти никто не знает о случившемся, а тех немногих, кто в курсе, можно уговорить молчать. Гарри уныло смотрел на измученное тело, лежавшее на кровати и знал, что хочет невозможного. Снейп все равно никогда не забудет.
Гарри мысленно подвел итог своим достижениям. Запустил Авадой в Волдеморта, правда неизвестно, попал или нет. Это плюс. Минусы: обманул друзей, врал учителям, нарушил один Мерлин знает сколько школьных правил, серьезно не поладил – хотелось как-то сгладить «попытался убить» – с преподавателем, и без того взявшим за правило отравлять ему жизнь.
Утратил веру в Джеймса, которого считал отцом. Эта роль освободилась, чтобы ее занял человек, шестнадцать лет отвергавший сам факт его существования, заявивший, что не хотел обременять себя отцовскими обязанностями. Но жестокие слова, от которых становилось больно, не сходились с тем, как тот вел себя в подвале.
Стоило вспомнить подвал, как сразу стало противно. Признать Снейпа отцом будет не просто. Это настоящее испытание. Сможет ли он покорить такой Эверест? Чтобы жить дальше, придется карабкаться. Снейпу, наверное, тоже. Поначалу, они двинутся каждый сам по себе, но, может быть, когда до вершины останется рукой подать, совершат последний рывок вместе. Впереди опасный маршрут – крутой и непредсказуемый для таких новичков, как они. Будет трудно.
Гарри спрятал лицо в ладонях и вздохнул. Взъерошил уже начавшие отрастать волосы – они стали мягче и больше не кололись.
Просто надо будет раздобыть действительно хороший шампунь, решил он проблему. А если Рон опять будет приставать ко мне с акустическим душем – чтобы эта хрень ни значила – я запущу в него фотонной торпедой.
Гарри подался вперед и в порядке эксперимента накрыл руку Снейпа своей. Та лежала под его пальцами вяло и безжизненно. В душе у него тоже ничто не встрепенулось. Вроде как он должен ощутить любовь к этому холодному, неприступному человеку, который возник в его жизни помимо своей воли? Наверное, такие чувства не расцветают за одну ночь, но могут окрепнуть, если дать им время.
Ближе к рассвету Гарри замучили страхи. А вдруг Снейп никогда не поправится? Если он умрет, все обвинят его? Гарри станет убийцей? Никогда не узнает правды. Снова останется один. Снова? Нет, только не один!
Когда появилась мадам Помфри, Гарри, уставший и взвинченный, накинулся на нее с упреками:
– Он не просыпается. Почему? – наседал он. – Что с ним не так?
Мадам Помфри невозмутимо проводила его к собственной кровати, по дороге засыпав медицинскими терминами, среди которых ему были знакомы только «внутреннее кровотечение» и «пневмония».
– Но почему же он не просыпается? – не сдавался Гарри.
Она улыбнулась ему – в первый раз за все время.
– Я дала профессору сильное снотворное, чтобы раны заживали без помех.
– А Фоукс не может ему помочь? – спросил Гарри, вспомнив, как феникс вылечил его после битвы с василиском.
Мадам Помфри хмыкнула.
– Мог бы, конечно. Но Фоукс недолюбливает Северуса. Тот имел глупость стащить у него перо для одного из своих зелий. Это случилось давно, когда он еще учился. Пора бы уж и забыть.
Гарри слушал, открыв рот.
Мадам Помфри вернулась к первому вопросу:
– Он проснется завтра или послезавтра – нужно время. Я дала ему максимальную дозу костероста, ты же знаешь, как это неприятно. Пусть лучше спит. Стоит ему проснуться, как он сбежит – терпеть не может здесь лежать.
Она казалась расстроенной.
– Он вам правда нравится? – недоверчиво спросил Гарри.
Мадам Помфри несколько раз сморгнула, затем откашлялась.
– Конечно, он несдержан на язык, любит распоряжаться, и благодарности от него не дождешься. Самый трудный из всех моих пациентов. Выпить зелье его не заставишь…
Еще бы, он же знает из чего они, подумал Гарри.
– Совершенно невыносим. Но он неплохой человек.
Мадам Помфри замолчала, разволновавшись. Однако когда она заговорила снова, к ней вернулся привычный командный тон.
– Это твоё зелье Сна без сновидений, мой мальчик. Не беспокойся за профессора Снейпа. Он поправится. Как подумаешь, сколько он уже пережил… Впрочем, ты же знаешь…
Но Гарри не знал – вот в чем загвоздка. Раньше у него не было желания интересоваться.
XXX
– Войдите!
Гарри замешкался на пороге. В личной гостиной Снейпа ему бывать не приходилось.
– Заходите, Поттер, присаживайтесь.
Снейп провел его вглубь комнаты, медленно переставляя ноги. Осторожно опустился в кресло.
Ему до сих пор больно, подумал Гарри, когда это заметил.
Предстоял, пожалуй, самый трудный разговор в его жизни. Они смотрели друг другу в глаза одинаково враждебно и настороженно. Два дня в подвале Волдеморта никто из них не забыл. Гарри понимал, что должен заговорить первым – извиниться, покаяться, – что угодно, только не молчать. От повисшей между ними напряженной тишины внутренности словно скручивало в тугой узел.
– Я рад, что вы живы, сэр, – брякнул он, Что за идиотизм я несу! Да, неловко получилось.
Снейп насмешливо приподнял бровь.
– В самом деле? Что ж, для начала уже неплохо.
FIN